Способность масс творить историю в нашей литературе как будто никогда не оспаривалось. Сомнения начинались с вопроса: ведают ли массы о том, что творят? Сомнения такого рода в прошлом столетии, отмеченном не только успехом народных движений, но и утверждением диктаторских режимов понять нетрудно. На этом фоне вопрос о природе массового революционного действия встанет весьма остро; проблема заключается в том, что образ мысли и действия народных низов всегда далеки от «оптимальных» моделей прогресса, а в данном случае речь идет об участии в революции широчайших масс, отмеченных недостатком «цивилизованности» и склонностью к стихийному «бунтарству». Гигантский прогресс демократии в России после Февраля был налицо. Но какие ее формы преобладали? Россия покрылась широчайшей сетью самых разнообразных организаций – политических, профессиональных, профессионально-политических, национальных,  кооперативных и просто «обывательских». Массовая инициатива перешагнула все их.

В течение марта 1917 г. в 393 городах и населенных пунктах России было создано 513 Советов рабочих и солдатских депутатов. От их действий и зависела судьба страны. Они возникли стихийно, по инициативе самих масс, а не партий. И в тоже время Советы – воплощение народных представлений о демократии – уступили власть. Временному правительству, принятому первоначально за выразителя воли народа. Массы вовсе не отвергли и пути закрепления своих завоеваний через Учредительное собрание, ибо искали привычных гарантий от реставрации старого порядка. Основным источником силы Советов стало то, что они опирались на классовые  организации пролетариата.

Стихийная консолидация пролетариата в 1917 году выразилась в возникновении фабрично-заводских комитетов, создаваемых рабочими непосредственно на производстве.  В короткий срок из стачечных комитетов фабзавкомы превратились в постоянные организации,  занимавшиеся всеми сторонами жизни предприятий,  прежде всего контролем над наймом рабочей силы и производством.

В сфере политической фабзавкомы формировали костяк «рабочих групп» в Советах и органах местного самоуправления. С их помощью пролетариат устанавливал связь и взаимодействие с другими отрядами трудящихся на всех уровнях – от внутризаводского (со служащими) до общероссийского (с солдатами и крестьянами). Так нарастала социальная ткань новых общественно-экономических отношений.

Характерно, что в 1917 году «трудовая интеллигенция» ясно осознала, что рабочий класс задает тон всей общественной жизни страны. Наиболее ощутимо это проявилось  в стачечном движении. Численность забастовщиков в сентябре – октябре 1917 года

составляла свыше 2 млн. и некоторые историки считают стачечное движение решающим в развитии революции, хотя его воздействие на развитии сознания масс вряд ли следует идеализировать.

В каком направлении развивалась активность других слоев трудящихся в 191 7году? Очевидна сложность этого вопроса,  важного для понимания общей направленности революционного процесса в многоукладной, многонациональной,  мелкобуржуазной стране.

В 1917 году общенациональный кризис вызвал активизацию всех живых сил общественного организма. Политическое творчество крестьян привело к образованию уже к середине 1917 года нескольких десятков тысяч различных организаций – прежде всего самодеятельных крестьянских комитетов опирающихся на традиционные сельские сходы. Крестьянство  избрало формы самоорганизации функционально однотипные с пролетарскими,  но несущие в себе отпечаток общинной традиции. Вопреки стремлению эсеров «сверху» направить это движение на осуществление хлебной монополии и реформирование земельных отношений, сельские труженики самоорганизовались с иными целями. Налицо было их стремление создавать свои крестьянские Советы. К октябрю ими было создано 67 губернских и 437 уездных Советов.

Высокая активность крестьянства определялась прежде всего остротой их борьбы против помещиков. Отметим и другое. Накал классовой борьбы в деревне определялся и антинародной политикой Временного правительства. Характерны признания антибольшевистской прессы о настроениях крестьянства. «Большевик» и «Ленин» теперь ходячие термины по всей России, – писали «Русские ведомости» 23 июля1917 года.  «Эти слова,  еще совсем недавно привычные лишь небольшой кучке интеллигентов, теперь бродят и по деревенским избам, и по деревенским поселкам».

К осени 1917 года крестьянское движение приобретало все более наступательный характер попыток реформистской перестройки аграрных отношений,  практически не было. Крестьянство, используя «пролетарский» образ действий  (на манер фабзавкомов) и дополняя его разгромами имений,  руководствовалось при этом все  собственными целями. Это свидетельствовало о том,  что крестьяне идут за активной частью общества, но вовсе не исключало того,  что по мере достижения этих целей они вновь замкнутся в  «своей деревенской жизни». Так, в сущности, и произошло после победы Октября,  когда пролетарская государственность натолкнулась на сопротивление крестьянской массы.

Солдатские массы – этот «маргинализированный» слепок российского общества -сыграли выдающуюся роль в революции. Они обнаружили поразительную организационную активность. После Февральской революции они численно превзошли рабочих в составе Петроградского Совета,  а в уездных и заштатных городах выступали зачастую создателями Советов. Но первоначально в составе солдатских комитетов преобладали выходцы из городской интеллигенции. Лишь после разгрома «корниловщины»

в настроениях солдатских масс произошел перелом: требование скорейшего прекращения – войны стало господствующим. Довольно распространено мнение, что в 1917 году именно

армия, не желая подчиняться правительству, намеревавшемуся продолжать войну, решила судьбу Октября. Однако развитие революционного процесса не может  быть понято на

уровне столь элементарно-следственных связей и простейших моделей поведения масс. И  все же судьбу Октября решил пролетариат.

Весьма непрост вопрос о характере и целях национально-освободительного движения нерусских народов России, составлявших 57%  ее населения. В прошлом,

идеология великодержавия, склонна была делать упор на «сепаратизме» различного рода «буржуазных националистов». В настоящее время чаще подчеркивается

антибольщевистская настроенность различного рода национальных организаций. На деле ситуация была более сложной. Необходимо признать: в той мере, в какой всякая

революция сопряжена  со стихией эмоций, она неизбежно приводит к «издержкам» национальных страстей и иллюзий.  В 1917 году трудящиеся массы нерусских народов.

активно выступая против великодержавной контрреволюции,  менее всего мечтали о привычном для буржуазных революций прошлого идеале национальной

государственности. В их действиях,  стремлении укрепить принципы равноправия и суверенитета народов прослеживается объективная общероссийская взаимосвязанность

хода революционного процесса, хотя сознание трудящихся масс в результате социальной демагогии националистов получило утопический и социально-эгоистический ориентир.

Конкретно:  обещания скорейшего решения аграрного вопроса путем создания «национального» земельного фонда помогали националистам завоевывать симпатии

крестьянских масс. Своего рода демократическим компромиссом стало повсеместное распространение  лозунга «Федерализации» страны. Ленин вскоре поддержал его.

Успех идей интернационализма был значительнее там, где острее были массовые антагонизмы  между пролетариатом и буржуазией, крестьянством и

помещиками  Латвии, Эстонии, Белоруссии. Ленин обращал внимание на показатели «доверия» пролетариату со стороны народов России, выраставшего из недоверия к

буржуазной государственности.  Известна выдающаяся роль латышских стрелков в победе Октября,  но столь же известны попытки образовать некий антибольшевистский альянс Центральной рады, закавказского сейма, казачества, сибирских областников. Единство народных сил против буржуазной государственности не исключало противоречий между пролетариатом и национальной демократией после ликвидации их общего противника.

Понятно, что разобраться в эмоциональном хаосе революционной действительности труднее всего. Столь же трудно преодолеть синдром «потребительского» отношения к

прошлому,  оборачивающийся особым неприятием революционной стихии. Особенно остро все это сказывается на нынешней оценке широко развернувшихся в 1917 году

национальных движений. Несомненно,  национальные чувства разрастаются до гигантских масштабов в силу известного преломления в сознании народов общей

социальной напряженности, что является отражением стремления добиться хозяйственной самостоятельности с известными трудовыми традициями.

Поскольку революция утверждает новую систему ценностей, возникает вопрос: где кончаются социальные иллюзии и начинается сознательная активность масс? Известно, что в немарксистской социологии пользуются признанием элитарные теории прогресса,  отрицающие способность трудящихся выступать самостоятельными субъектами  истории, признающими за ними лишь роль статистов  революций, способствующих захвату власти «элитой».

И все же, пожалуй,  наиболее поразительным фактом революционной действительности 1917 года было то, что массы,  не искушенные в межпартийной

борьбе,  обнаружили четкую политическую ориентированность и общенациональную масштабность своего мышления. В то время, как масса интеллигенции надежды на

обновление России возлагала главным  образом на политическую демократизацию по западному образцу,  трудящиеся, проявляя гигантскую социальную самостоятельность, связывали достижение общественного идеала с деятельностью определенных политических  партий  на прошедших в мае – октябре муниципальных выборах.

И если в столице в мае – июне за большевиков проголосовало лишь 20% избирателей, то в августе – уже 34%. Результаты выборов в Москве еще более впечатляющие. Если  в

июне за большевиков голосовало 12% избирателей,  то в августе – 52% голосов. Это произошло за счет резкого падения популярности соглашателей.

Некоторые итоги

Несомненно,  всякая революция начинается «сверху», отражая неспособность власти  управлять по-старому, но становится таковой , лишь сомкнувшись с массовым

движением «снизу». Тогда революционные идеи действительно овладевают, массами и превращаются в движущую силу истории.

Можно говорить об «утопизме» подобных замыслов,  но нельзя не признать,  что они были подготовлены  всем развитием тогдашней социальной мысли,  а человечество до сих

пор страдает от невозможности их воплощения в жизнь.  Впрочем, частично Октябрь выполнил свою «мировую миссию».

Правда, столкновение в замкнутом пространстве одной страны «пролетарской и «крестьянской» революций обернулось,  кроме всего прочего, и аннигиляцией творческой

энергии народа,  а соединение в этих условиях идеи управления обществом  Цпо плану» с уравнительными настроениями  масс привело, к сожалению, к тому, что имеем.  Нет

нужды объяснять, насколько актуальны и эти уроки Октября.